Я оказалась здесь случайно, собиралась в военный музей, но поняла, что не осилю сейчас Иловайск никак:( Зашла в мемориал, так как последний раз была давно, захотелось сравнить впечатления и сравнить с музеями Европы, которых уже насмотрелась и после которых разочаровалась в наших. За фото извиняюсь сразу, не расчитывала, что попаду в приличное место и снимала утюгом.
Чтобы войти в музей нужно спуститься по лестнице вдоль двух черных стен. Есть лифт для инвалидов, есть гид для слабослышащих людей.
У некоторых областей по две книги
Чем больше число представителей реакционного духовенства удастся на по этому поводу расстрелять, тем лучше. Ленин
Поместить 1/2 миллион (армии из РСФСР) на Украине, чтобы они помогали усилению продработы, будучи сугубо заинтересованными в ней, ясно осознавая и чувствуя несправедливость обжорства богатых крестьян на Украине. Ленин.
Без украинского угля, железа, руды, хлеба, Черного моря?—?Россия существовать не может, она задохнется, а с ней и Советская власть и мы с вами. Троцкий.
Цитаты Ленина, конечно, относятся к голодомору 21–22 годов (музей посвящен не только 32–33, но 21–22 и 46–47). Но есть цитаты и более поздних товарищей.
По центру арт-объект, тоже довольно пафосный?—?снова решетки, пшеница, свечи, все это под стеклянным куполом (я так понимаю в центре той самой свечи). Но у музея есть смотритель. Который зажигает свечи каждый раз, когда хоть одна из них потухнет. Уже только это оправдывает все остальное непонравившееся.
Я шла сюда без особой цели, но когда увидела книгу памяти, то поняла, что могу найти своих родственников-погибших. Село папиной бабушки находилось в Кировоградской области. Я очень смутно помнила, как оно называлось, пришлось листать книгу страница за страницей (ну да, я затупила, сзади был алфавитный перечень фамилий). Полчаса напряженного листания и поисков, и я нашла, точно, село Цвітне, как рассказывала бабушка. Трое погибших Кабаков (фамилия семьи по папе до донецкой русификации).
Бабушка рассказывала, что семья выжила потому что прадед (прапрадед?) был гончар и прабабушка продавала в городе глечики. Для меня это было шоком тогда. Люди пухли от голода, ели лебеду, кожанные ремни, своих детей. А кто-то находил возможность покупать глечики. Глечики! Я понимаю, что могли скупать золото, например, потому что черный рынок, потому что обычное дело нажить миллионы на человеческом горе. Но глечики! Это означало только одно: в то время как в селах по стране люди ели своих детей, в городах текла совершенно нормальная жизнь. Кстати, та часть моей семьи, которая всю советскую власть прожила в селе, эту самую власть ненавидела до дрожи в коленках.
Мемориал не оканчивается музеем. Из самого музея можно выйти с противоположной стороны прямо на панораму города. Это невероятные ощущения, когда из полумрака ты выходишь в эту яркую красоту. В тот момент, когда я подняла телефон чтобы сфоткать, к колоколу подбежала девочка и позвонила в него. Очень символично. Я вообще терпеть не могу этой пафосной торжественности памятных мест. Люди погибли не за то, чтобы нам было плохо. Мне нравится когда дети гуляют по аллее Небесной сотни, хотя я до сих пор не могу находиться там. Когда они залазят на танки у музея второй мировой. Когда они звонят в колокол памяти жертв голодомора не для того, чтобы почтить, а потому что они дети и они счастливы.
Это калина?—?символ моей страны, символ любви и жизни. Ступеньки от мемориала с двух сторон густо усажены калиной.